Неточные совпадения
— Вот такой — этот настоящий русский, больше, чем вы обе, — я так думаю. Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно говорил о
начальнике в
тюрьме, да! О, этот может много делать! Ему будут слушать, верить, будут любить люди. Он может… как говорят? — может утешивать. Так? Он — хороший поп!
Начальник же
тюрьмы и надзиратели, хотя никогда и не знали и не вникали в то, в чем состоят догматы этой веры, и что означало всё то, что совершалось в церкви, — верили, что непременно надо верить в эту веру, потому что высшее начальство и сам царь верят в нее.
— Нельзя тебе знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену
начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в
тюрьме. И вот с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
Но эта статья существует только как прикрышка от закона, запрещающего блуд и прелюбодеяние, так как каторжная или поселка, живущая у поселенца, не батрачка прежде всего, а сожительница его, незаконная жена с ведома и согласия администрации; в казенных ведомостях и приказах жизнь ее под одною крышей с поселенцем отмечается как «совместное устройство хозяйства» или «совместное домообзаводство», [Например, приказ: «Согласно ходатайства г.
начальника Александровского округа, изложенного в рапорте от 5 января, за № 75, ссыльнокаторжная Александровской
тюрьмы Акулина Кузнецова переводится в Тымовский округ для совместного домообзаводства с поселенцем Алексеем Шараповым» (1889 г., № 25).] он и она вместе называются «свободною семьей».
Надо заметить при этом, что в надзиратели командируются не лучшие солдаты, так как
начальники команд, в интересах строевой службы, отпускают в
тюрьму менее способных, а лучших удерживают при частях.
Длинная процедура: нужно надеть на каждого саван, подвести к эшафоту. Когда наконец повесили девять человек, то получилась в воздухе «целая гирлянда», как выразился
начальник округа, рассказывавший мне об этой казни. Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще жив. Эта случайность имела особое значение:
тюрьма, которой известны тайны всех преступлений, совершаемых ее членами, в том числе палач и его помощники, знали, что этот живой не виноват в том преступлении, за которое его вешали.
Это неуменье отличать предварительное заключение от тюремного (да еще в темном карцере каторжной
тюрьмы!), неуменье отличать свободных от каторжных удивило меня тем более, что здешний окружной
начальник кончил курс по юридическому факультету, а смотритель
тюрьмы служил когда-то в петербургской полиции.
Если представить себе, что 13 человек работают, едят, проводят время в
тюрьме и проч. под постоянным наблюдением одного добросовестного и умелого человека и что над этим, в свою очередь, стоит начало в лице смотрителя
тюрьмы, а над смотрителем —
начальник округа и т. д., то можно успокоиться на мысли, что всё идет прекрасно.
В домиках живут
начальник военной команды, смотритель дуйской
тюрьмы, священник, офицеры и проч.
Остается еще упомянуть четырех священников и тех служащих, которые не имеют прямого отношения к
тюрьме, как, например,
начальник почтово-телеграфной конторы, его помощник, телеграфисты и смотрители двух маяков.]
Начальник острова Депрерадович распорядился обратить женское отделение
тюрьмы в дом терпимости».
Это зависит не от вины, а от того, кто распорядился наказать его,
начальник округа или смотритель
тюрьмы: первый имеет право дать до 100, а второй до 30.
Укажу на недовольство тюремными порядками, на дурную пищу в
тюрьме, жестокость кого-либо из
начальников, леность, неспособность к труду, болезни, слабость воли, склонность к подражанию, любовь к приключениям…
В Александровской
тюрьме те, которые довольствуются из котла, получают порядочный хлеб, живущим же по квартирам выдается хлеб похуже, а работающим вне поста — еще хуже; другими словами, хорош только тот хлеб, который может попасться на глаза
начальнику округа или смотрителю.
Один смотритель
тюрьмы всегда аккуратно давал по 30, когда же ему пришлось однажды исполнять должность
начальника округа, то свою обычную порцию он сразу повысил до 100, точно эти сто розог были необходимым признаком его новой власти; и он не изменял этому признаку до самого приезда
начальника округа, а потом опять, так же добросовестно и сразу, съехал на 30.
Заведует ими один из чиновников канцелярии
начальника острова, образованный молодой человек, но это король, который царствует, но не управляет, так как, в сущности, школами заведуют
начальники округов и смотрители
тюрем, от которых зависит выбор и назначение учителей.
Выбор мест под новые селения, требующий опыта и некоторых специальных знаний, возложен на местную администрацию, то есть на окружных
начальников, смотрителей
тюрем и смотрителей поселений.
И здесь естественные и экономические законы как бы уходят на задний план, уступая свое первенство таким случайностям, как, например, большее или меньшее количество неспособных к труду, больных, воров или бывших горожан, которые здесь занимаются хлебопашеством только поневоле; количество старожилов, близость
тюрьмы, личность окружного
начальника и т. д. — всё это условия, которые могут меняться через каждые пять лет и даже чаще.
Между тем
начальник острова за неимением секретаря или чиновника, который постоянно находился бы при нем, большую часть дня бывает занят составлением приказов и разных бумаг, и эта сложная, кропотливая канцелярщина отнимает у него почти всё время, необходимое для посещения
тюрем и объезда селений.
Главную суть поста составляет его официальная часть: церковь, дом
начальника острова, его канцелярия, почтово-телеграфная контора, полицейское управление с типографией, дом
начальника округа, лавка колонизационного фонда, военные казармы, тюремная больница, военный лазарет, строящаяся мечеть с минаретом, казенные дома, в которых квартируют чиновники, и ссыльнокаторжная
тюрьма с ее многочисленными складами и мастерскими.
Тюрьмы и селения в каждом округе находятся в единоличном заведовании окружных
начальников, которые соответствуют нашим исправникам.
Начальник завода или смотритель
тюрьмы почитал для себя за наказание свыше, если его арестанты почему-либо не бегали, и радовался, когда они уходили от него целыми толпами.
Есть же еще мужчины, ночующие в
тюрьмах, и холостые солдаты, для которых «необходимым предметом для удовлетворения естественных потребностей», как выразился когда-то один из здешних
начальников, служат всё те же ссыльные или прикосновенные к ссылке женщины.
В
тюрьмах много надзирателей, но нет порядка, и надзиратели служат лишь постоянным тормозом для администрации, о чем свидетельствует сам
начальник острова.
Сопровождающий меня
начальник округа объясняет мне, что этим двум арестантам было разрешено жить вне
тюрьмы, но они, не желая отличаться от других каторжных, не воспользовались этим разрешением.
Земский
начальник сделал распоряжение о том, чтобы посадить во всей деревне из каждого двора по одной женщине в
тюрьму («холодную»).
Или, что еще поразительнее, вполне в остальном здоровый душевно, молодой, свободный и даже обеспеченный человек только оттого, что он назвался и его назвали судебным следователем или земским
начальником, хватает несчастную вдову от ее малолетних детей и запирает или устраивает ее заключение в
тюрьме, оставляя без матери ее детей, и всё это из-за того, что эта несчастная тайно торговала вином и этим лишила казну 25 рублей дохода, и не чувствует при этом ни малейшего раскаяния.
Слово «вольноопределяющийся» еще не вошло в обиход, и нас все звали по-старому юнкерами, а молодые офицеры даже подавали нам руку. С солдатами мы жили дружно, они нас берегли и любили, что проявлялось в первые дни службы, когда юнкеров назначали
начальниками унтер-офицерского караула в какую-нибудь
тюрьму или в какое-нибудь учреждение. Здесь солдаты учили нас, ничего не знавших, как поступать, и никогда не подводили.
В кабинете
начальника было изречено слово о немедленном же и строжайшем аресте майора Форова, показавшего пример такого явного буйства и оскорбления должностного лица; в канцеляриях слово это облеклось плотию; там строчились бумаги, открывавшие Филетеру Ивановичу тяжелые двери
тюрьмы, и этими дверями честный майор был отделен от мира, в котором он оказался вредным и опасным членом.
Катя шла по набережной и вдруг встретилась — с Зайдбергом, — с
начальником жилотдела, который ее отправил в
тюрьму. Такой же щеголеватый, с тем же самодовольно извивающимся, большим ртом и с видом победителя. Катя покраснела от ненависти. Он тоже узнал ее, губа его высокомерно отвисла, и он прошел мимо.
Чуть не забыл упомянуть, что г-же NN удалось каким-то образом узнать мой адрес, и она прислала мне несколько писем, которые я вернул нераспечатанными, не рассчитывая найти в них ничего нового и интересного, кроме все тех же полулживых излияний. А за несколько дней до своей внезапной кончины, кажется, за неделю, она приезжала сама, но не застала меня дома — я был у г.
начальника нашей
тюрьмы.
Завтра утром, если позволят силы, намереваюсь сделать визит г.
начальнику нашей
тюрьмы и его почтенной супруге. Наша
тюрьма!..
Для этой цели, найдя на окраине города небольшой дом, отдававшийся в долгосрочную аренду, я нанял его; затем, при любезном содействии г.
начальника нашей
тюрьмы, всю глубину благодарности к которому я не могу выразить словами, я пригласил на новое место одного из опытнейших тюремщиков, человека еще молодого, но уже закаленного в строгих принципах нашей
тюрьмы.
Не надеясь, что г.
начальник, занятый неотложными дедами по управлению, вполне поймет и оценит мою мысль о невозможности бегства из нашей
тюрьмы, в своем докладе я ограничился лишь указанием некоторых способов, которыми могут быть предотвращены самоубийства.
С одной стороны, моя душевная ясность, редкая законченность миросозерцания и благородство чувств, поражающие всех моих собеседников, с другой — некоторые весьма, впрочем, скромные услуги, оказанные мною г.
начальнику, создали для меня ряд привилегий, которыми я пользуюсь, конечно, вполне умеренно, не желая выходить из общего плана и системы нашей
тюрьмы.
На днях в послеобеденную пору ко мне изволил пожаловать г.
начальник для обычной беседы и, между прочим, сказал, что в
тюрьме содержится в настоящее время один очень несчастный человек, на которого я мог бы оказать благотворное влияние.
Даже г.
начальник некоторое время безуспешно пытался отговорить меня и только под конец пожал мне руку, выразив искреннее сожаление, что не может предоставить мне места в нашей
тюрьме.
С великодушной близорукостью, свойственной людям деловым и доверчивым, г.
начальник не заметил слабых сторон моего проекта и горячо жал мне руки, выражая благодарность от имени всей нашей
тюрьмы.
Конечно, вполне свободно я пользуюсь тюремной библиотекой и даже архивом
тюрьмы; и если на мою просьбу дать мне точный план
тюрьмы г.
начальник ответил вежливым отказом, то отнюдь не по чувству недоверия ко мне, а лишь потому, что таковой план составляет государственную тайну.
Уже давно прекратил я прием посетителей, и со смертью г.
начальника нашей
тюрьмы, единственного неизменного друга, которого изредка я посещал, у меня порвалась последняя связь с этим миром.
Так, разбирая с г.
начальником план нашей
тюрьмы и восхваляя его, я с некоторой осторожностью, даже опаскою, осведомился о том, чем объясняется существование «общих камер для мошенников».
Не смея вполне принять уверения г.
Начальника, что я мог бы составить «гордость любой
тюрьмы», я могу, однако, без ложной скромности сказать, что слова мои пользуются надлежащим весом и что среди посетителей моих я насчитываю немало горячих почитателей и пылких почитательниц.
Между прочим, мне удалось убедить г.
начальника, что портрет даже такого человека, как я, но все же узника, не подобает месту столь торжественно официальному, как канцелярия нашей
тюрьмы. И сейчас портрет находится на стене моей камеры, приятно разнообразя несколько холодную монотонность ее безупречно белых стен.